Негромко и как-то очень мирно крикнула ночная птица. Любой орнитолог сильно удивился бы, узнав о ее размерах и степени опасности для людей, одетых в фельдграу. Птицу звали красноармейцем Никифоровым. Этот боец обладал потрясающей способностью точно копировать самые неожиданные звуки, за что очень ценился в разведроте капитана Щеглова. С той стороны дороги докладывали о готовности.

Часовые на обочинах особых опасений у капитана не вызывали, а вот унтер в кабине грузовика мог успеть крикнуть или выстрелить, а любая стрельба означала провал операции. Щеглов задумался, и как всегда в таких ситуациях, решение пришло довольно быстро. Подав знак Горелову, чтобы тот взял на себя часового с их стороны грузовика, капитан медленно и бесшумно стал смещаться вдоль дороги. Он хотел выйти на позицию, откуда через боковое окно кабины будет отчетливо виден немецкий унтер. Ночь была сырой, но не холодной, и после разговора с часовым поднимать стекло немец не стал, на что капитан и рассчитывал. Щеглов, занявший позицию в шести метрах от грузовика, более-менее ясно различал профиль врага в кабине. Отработанным движением, не породившим ни одного лишнего звука, капитан извлек метательный нож и привычно взвесил его в руке.

Квакнула в придорожной канаве лягушка, ей ответила соседка с дугой стороны, и в мирные звуки ночной природы неожиданно вплелись совершенно чуждые здесь приглушенные хрипы и плотный хруст, с которым нож капитана Щеглова поразил свою цель.

– Готово, командир, – доложил выскочивший из-за грузовика сержант Игнатов, – не соврал ефрейтор. Зря я в нем сомневался.

– Посмотри в кабине, – проигнорировал капитан последние слова подчиненного. – У унтера должна быть ракетница. Пора подавать сигнал нашим.

* * *

Две осветительные ракеты взлетели в ночное небо. В километре от меня сейчас по приказу сержанта Плужникова красноармейцы подхватывали носилки с ранеными и занимали исходную позицию на самой опушке леса. Люди Щеглова тоже ждали только меня, чтобы завести двигатель и гнать трофейный грузовик навстречу отряду. Что ж, пришло время начать действовать мне.

Этой ночью канонада лишь слегка погромыхивала далеко на юге, и в лесу и его окрестностях установилась относительная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием оружия, далеко разносившимся во влажном воздухе, и изредка негромкими фразами на немецком. Тем громче и неожиданнее прозвучал резкий хлопок винтовочного выстрела.

В этот раз я хотел, чтобы меня заметили, поэтому первый выстрел произвел с относительно открытого места и сразу, пригибаясь, метнулся вглубь леса. За моей спиной раздались лающие команды, зашелся длинной очередью пулемет, его тут же поддержал другой. Шлепки пуль, попадающих в стволы деревьев, сбитые ветки, в общем, все, как и ожидалось.

Я сместился метров на сто влево и занял заранее выбранную позицию на приличном расстоянии от опушки. Ночной бой без инфракрасной оптики – сущий кошмар. Для тех, у кого ее нет, естественно. Немцы меня видеть не могли, зато я наблюдал их сразу с двух ракурсов – из своих зарослей через контактные линзы в режиме дополненной реальности и со спутника, тщательно фильтрующего помехи в виде тяжелых дождевых облаков и разворачивающего передо мной несколько блеклую, но все же вполне читабельную картину боя.

Сначала, как водится, пулеметы. Первым захлебнулся MG-34 в полутора километрах от намеченной нами точки прорыва и, соответственно, метрах в четырехстах от меня. Я специально пытался нанести наибольший урон самым удаленным противникам, чтобы отвлечь внимание немцев от людей Плужникова, пытающихся сейчас без выстрелов пробраться к дороге, где их должен подобрать грузовик. Тем не менее, оставлять в покое те пулеметные точки, которые могли достать моих товарищей, я тоже не собирался, и по одной пуле из каждой обоймы доставалось им.

Немцы реагировали быстро. Несмотря на посеянную мной неразбериху и очень чувствительные потери, в панику противник не ударился. Примерно через минуту после моего первого выстрела на опушке леса разорвалась серия восьмидесятимиллиметровых мин, и я понял, что пора уходить.

В этот момент совершенно неожиданно для меня в зоне нашего прорыва вспыхнула яростная стрельба. Что-то там пошло не так, и, похоже, уйти чисто нам не дали. Я остановился, упал за ствол большого дерева и попытался оценить обстановку.

Наш отход засекли, причем произошло это уже при погрузке отряда в трофейный «Опель Блиц». Грузовик, к счастью, поврежден не был, и сейчас, набирая скорость, уходил к назначенной мной точке встречи. Для меня это означало только одно – времени больше нет. Я вскочил и ломанулся сквозь лес, окончательно перестав думать о чем-либо, кроме скорости бега и необходимости избегать лобовых столкновений с деревьями и толстыми ветками.

Не помню, когда в последний раз я бегал так быстро, и уж точно было это не в таких условиях. Спортзалы лунной базы могли, конечно, предоставить мне различные варианты тренировок, но до такого экстрима фантазия дизайнеров и инструкторов все-таки не доходила.

И все равно я опоздал. Когда я достиг условленного места, наш грузовик уже проскочил вперед. Остановиться, чтобы подождать меня, он не имел никакой возможности, поскольку буквально в трех сотнях метров за ним по дороге метался свет фар трех мотоциклов, а дальше лязгал гусеницами «Ганомаг» и взревывали моторами несколько грузовиков.

Что ж, я знал, на что шел, и теперь мне следовало до конца отыграть свою роль. Ближе к границе леса я подходить не стал. Дорога и отсюда просматривалась неплохо, а скачущие по ней мотоциклы с ярко светящимися на фоне остывающего поля моторами представляли собой отличные мишени.

Выстрел! Первый мотоцикл с убитым водителем совершает на полной скорости кувырок через себя. Реакция немца, ведущего вторую машину, вызывает уважение. Он дергает руль и избегает столкновения, но при этом ухитряется удержать собственный мотоцикл от опрокидывания. Выстрел! Трехколесная машина слетает с дороги и заваливается набок. Водитель третьего мотоцикла пытается развернуться, но скорость слишком высока, он не справляется с управлением и тоже слетает с дороги. Двигатель глохнет, зато стрелок в боковом прицепе дает длинную очередь в мою сторону. Пули выбивают кору из древесных стволов. Что-то больно чиркает по плечу, я падаю на землю, перекатываюсь вправо и перезаряжаю винтовку. Выстрел!

На сцене появляется бронетранспортер. Где же ты, мое «панцербюксе»? Как мне тебя не хватает! Пулемет, установленный в кузове «Ганомага» бьет длинными очередями. Стрелка прикрывает металлический щиток, но его голова все же видна, нужно только тщательно прицелиться, а вот этого-то пулеметчик мне сделать и не дает. Он верно определил мою позицию, и прижимает меня к земле, не жалея боезапаса. Выстрел! Промах. Пуля с визгом уходит в рикошет от щитка, но пулеметчику такой расклад тоже не нравится, и он старается сделаться мельче и незаметнее, прячась за броневым бортом и своей защитой. Выстрел! Пулеметчик жив, но его оружие разбито пулей. Так даже лучше, теперь я могу сменить позицию.

Бронетранспортер стоит на месте. Грузовики за ним тоже остановились, а значит, у наших появился шанс. Пока погоня занимается мной, они уходят все дальше на юг. Но из грузовиков выпрыгивает пехота. Винтовочный и пулеметный огонь становится все плотней. Выстрел! А вот не надо так опрометчиво палить с рук из своего MG прямо из кузова «Бюссинга». Выстрел! «Ганомаг» не так страшен – у него броня, но он не быстр, а вот грузовики – реальная угроза для отступающего отряда. Их двигатели хорошо видны в инфракрасном диапазоне. Добиваю обойму, стараясь лишить противника самого быстроходного транспорта. Все! Вот теперь пора уходить. Не знаю пока, куда, но куда-то подальше отсюда. Здесь становится трудно дышать – в воздухе слишком много свинца.